Первый японец в России

Невольные гости с Тихого океана появились на Руси еще в XVIII веке, задолго до успеха дипломатической миссии князя Ефимия Васильевича Путятина в Страну восходящего солнца.

В молодой Российской империи японские язык и письменность начали изучать по прямому повелению Петра I. А первый японец появился в столице Руси еще в 1701 году, и привезли его в Москву казаки атамана-морехода Владимира Атласова.

Жители японского города на улице. Рисунок XVIII века

Найденыш казаков

10 февраля 1701 года в Сибирский приказ поступило письмо казачьего атамана Владимира Атласова. В нем мореплаватель-первопроходец сообщал о спасенном и плененном казаками представителе неведомых земель, назвавшемся Дэнбэем:

«Полонянника морем на бусе (тип морского тихоокеанского судна) принесло на Камчатку, каким языком говорит, не ведаю. Подобен гречанину: сухощав, ус не велик, волосами черн. А сказывался индейцем, и золота родится много у них и серебра.

Шел с нами на лыжах до Анадырского зимовья 6 дней. Он из Узакинского царства. Шли они на 12 бусах, и носило их штормом 6 месяцев и прибило 12 человек, но померли. Нашли их камчадалы, курильского народа мужики».

Следует разъяснить записку казака. Группу японских рыбаков принесло штормом через Тихий океан к Камчатке. То, что носило их по волнам полгода, - это вымысел Атласова, как и существование мифического Узакинского царства, где якобы злата и серебра видимо-невидимо.

Спутники Дэнбэя, возможно, не столько скончались от истощения и болезни, сколько были перебиты коренными обитателями Камчатки - камчадалами. Дэнбэя отбили (или выменяли?) казаки Атласова и немедленно сопроводили к анадырскому воеводе.

Спасенный японский рыболов, видимо, хорошо умел ходить и на лыжах, что очень пригодилось в сибирской тайге. Воевода распорядился отправить удивительного человека в Москву, на что щедро выделил финансовое обеспечение. На одежду, обувь и снаряжение японцу повелел отпустить из своей казны 2 рубля, 16 алтын и 4 деньги - немалая сумма по тем временам.

А в дороге, расщедрившись, повелел кормить его на рубль в неделю. Меню было почти царским. В сопровождении казачьего пятидесятника Ивана Софронтова 29 декабря 1701 года японский рыбак Дэнбэй прибыл в столицу.

Государев любимец

Дэнбэй обрел в России вторую родину. Он был определен в Артиллерийский приказ. Но перед этим простой японский рыбак был принят императором 2 января 1702 года в селе Преображенском.

После беседы с Петром (по дороге в Москву японец сумел чуть-чуть выучиться русскому языку, а его сопровождающий Иван Софронтов немного овладел японским) судьба Дэнбэя определилась.

Ему было предписано обучиться русскому языку и грамоте и обучить японскому языку и иероглифам 4-5 московитов, после чего Дэнбэю разрешат вернуться домой. Каким образом - не уточнялось. Из царской казны было отпущено щедрое ежегодное содержание: на проживание, одежду и обувь - 8 рублей и 20 алтын.

А на ежедневное пропитание японскому студенту и преподавателю в одном лице назначалась «царская стипендия» в размере 50 копеек в день. В апреле 1702 года в царскую канцелярию прибыл рапорт из Артиллерийского приказа, в котором сообщалось, что первую часть царского наказа японец выполнил - русскому языку обучился в совершенстве.

В 1705 году он еще жил в Москве. А в 1710-м японскому языку начали учить кадет и гардемарин в Морской академии в Санкт-Петербурге. Возможно, рассказы казака Атласова о Японии как о «тихоокеанском Эльдорадо», где лежат горы золота и серебра, добавляли азарта в изучение японского будущим мореплавателям.

Японский факультет

Через некоторое время в помощь обрусевшему Дэнбэю в Петербург привезли еще одну жертву буйства Тихого океана - японского рыбака Саниму, после чего обучение иероглифам попытались поставить «на поток».

В 1729 году число «преподавателей» увеличилось. Двоих японцев, доставленных с Дальнего Востока, без церемоний окрестили Кузьмой Шульцем и Демьяном Поморевым.

В 1730-м прибыл пятый японец - имя его история не сохранила. Тихий океан, словно отдел кадров, бесперебойно поставлял в Россию новых учителей. Японские язык и письменность, как могли, преподавали и будущим флотским офицерам, и студентам Петербургской академии наук.

В 30-е годы XVIII века японский сегун ввел жесткую политику самоизоляции Японии от европейцев и был бы сильно огорчен, если бы узнал о том, что его империей заинтересовались в России.

В 1739 году в Петербурге, во время царствования императрицы Анны Иоанновны, чуть было не открыли японскую академию. Впечатлительная царица была очарована рассказами о диковинной стране.

В годы правления Елизаветы Петровны (1741-1762 годы) интерес в Петербурге к дальневосточному соседу практически угас. Надо полагать, Тихий океан продолжал выносить к Камчатке японских рыбаков.

Но в архивах не обнаружено свидетельств о том, что их с почетом доставляли в столицу, роскошно одевали и кормили. Петру III тем более было не до японцев.

Лишь в 1770-е годы, после укрепления императрицы Екатерины II на российском троне, в петербургском Адмиралтействе вновь заинтересовались тихоокеанскими морями. Правда, речи об установлении дипломатических отношений с Японией не было. Сёгун Страны восходящего солнца не собирался открывать свою страну чужеземцам. Торговцы и промышленники попытались начать с так называемой народной дипломатии.

В 1778 году в японском порту Нагасаки бросил якорь парусник русского купца и промышленника Павла Лебедева-Ласточкина. Среди членов его экипажа был и переводчик - знаток японского языка сибирский дворянин Иван Антипин. Но миссия оказалась неудачной: японцы потребовали от гостей, чтобы те убирались подобру-поздорову.

Требование хозяев Антипин своему командиру перевел. И хотя за смелую попытку подружиться с неприветливыми японцами купец Лебедев-Ласточкин был награжден Екатериной II золотой медалью «За благие труды», более в Страну восходящего солнца он уже не плавал. Голова была дороже. Так что вплоть до пленения уже японцами русского капитан-лейтенанта Василия Головнина в 1811 году русские с японцами никак не соприкасались.

Интересно, что Головнина, хотя он был не рядовым рыбаком, а офицером флота и командиром корабля, японцы своему императору не представляли и «русской академии» с ним во главе в Токио не открывали.

Мемуарист Дэнбэй

А первый японец в России - Дэнбэй - очень хорошо выучил русскую грамоту. Настолько, что написал автобиографию, отрывки из которой были напечатаны в 1891 году в журнале «Русская старина».

Из нее можно узнать, что родом он из японского города Осака, что на родине у него остались жена и двое детей. И что остаток своих дней Дэнбэй прожил в стране, куда никто из его земляков «никогда еще не хаживал».

Пленник казаков прожил в Петербурге до 1715 года. Японец принял православие. Поняв, что на родину, к прежней семье уже не вернется никогда, он женился.

Впрочем, вернуться означало обречь себя на смертную казнь по императорскому закону 1637 года. Согласно ему каждый японец, без разрешения покинувший страну, подлежал казни. А на кого было пенять - на шторм? Так и остался рыбак Дэнбэй «мертвецом» на родине и первым японцем в истории России.

Александр СМИРНОВ