Петр Первый и его неутомимая тяга к знаниям

Немало в истории человечества правителей, снискавших славу кровавых тиранов. Много меньше — глобальных реформаторов. По пальцам можно перечесть коронованных особ, что самозабвенно увлекались ремеслами. Уж совсем единицы вдумчивых ученых-практиков. И лишь Россия может похвастать тираном, реформатором, ремесленником и эмпириком, что называется, «в одном флаконе».

Зубодер

Стояло тихое влажное утро 1697 года. Вечно суетный многоязыкий Амстердам только-только протирал заспанные глаза. И вот из узкого переулка на площадь, постукивая по булыжной мостовой каблуками, вышел молодой круглолицый человек. Очень высокий — под два метра. На «низинных пустошах» — так в XVII веке именовали Голландию — он был чужаком. Не так давно прибыл из «варварской» России.Числился урядником Преображенского полка. Имя носил — Петр Михайлов.

Гер Михайлов остановился. Задумчиво пощипал реденькие усики. Порассматривал аккуратные бюргерские домики с набитыми крест-накрест планками на внешних стенах и покатыми крышами. Заинтересовался тем, как вспыхивает скупое северное солнце в надраенных до хрустального блеска стеклах незашторенных окон.

Вскоре его внимание привлек пожилой человек с коробом на колесах: тот сноровисто устроился рядом с навесом аптекаря, достал скамеечку, разложил на коробе страшноватого вида инструменты... И в следующие часы заморский гость завороженно наблюдал, как лихо умелец избавляет сограждан от зубной боли. А когда куранты на ратуше пробили полдень, пригласил искусника в таверну, щедро угостил и попросил научить ремеслу зубодера. 

Рачительный амстердамец согласился поделиться секретами мастерства за пару-тройку гульденов. Тут же за обеденным столом позволил изучить орудия своей профессии и терпеливо ждал, пока молодой человек — тщательно, с замерами —зарисовывал каждый винтик. А зарисовав, отправился в мастерские кузнеца и ювелира, что располагались здесь же на ратушной площади. Отныне гер Михайлов не расставался с футляром, где бережно хранил хирургические инструменты, и не упускал случая попрактиковаться во вновь обретенном искусстве.

В Санкт-Петербургской Кунсткамере и поныне хранится небольшой холщовый мешочек с вырванными зубами. Почему он стал экспонатом? Да потому что вырвала эти зубы рука того, кто «поднял Россию на дыбы», «прорубил окно в Европу», «переломил хребет» иноземному воинству и заставил считаться с интересами страны, которую традиционно в просвещенных землях полагали медвежьим углом и задворками мира. Стал последним русским царем и первым императором России. А в историю вошел по заслугам как Петр Великий.

Коронованный революционер

Петр I, как известно, не получил серьезного базового образования в отроческие лета. И даже писал с ошибками. Но с лихвой заполнял пробелы книжной премудрости практическими знаниями. Все схватывал на лету. И вообще был многогранной личностью. Этаким умственным гигантом. Так что с легкостью возвышался — и не только благодаря нестандартному росту (2 метра 45 сантиметров) — над подавляющим большинством своих даже просвещенных соотечественников. 

И тому свидетельство любопытнейшая история о том, как был издан на русском языке «Космотеорос» — трактат, в котором современник Исаака Ньютона, Христиан Гюйгенс ван Зёйлихем (гаагский физик, астроном, математик и изобретатель), подробно изложил и развил гелиоцентрическую систему Коперника.

Петр заморскими языками владел. Трактат голландца прочел и осознал всю ложность птолемеевых геоцентрических представлений о Вселенной. Если верить теории Птолемея, Земля — центр мироздания. Вокруг нее вращается все. В том числе и Солнце. А вот согласно учению Коперника, напротив, светило есть центр нашей Галактики. Петр Алексеевич приказал доставить к нему и другие «зело премудрые книжицы». Буквально с пером в руке изучил их и стал убежденным коперниканцем.

Наступил 1717-й. Петр в ту пору был в Париже. И чуть ли не первой его покупкой стала движущаяся модель гелиоцентрической системы польского ученого. Тогда же он приказал перевести на русский язык и издать тиражом в 1 200 экземпляров трактат Гюйгенса, который вышел в Гааге в 1688 году. Но царское повеление не было исполнено! Кто же оказался таким непокорным — ослушался самого царя — и почему? 

То был директор первой Петербургской типографии Михаил Петрович Аврамов. Он ознакомился с переводом и пришел в истовый ужас. Книга, по его словам, была пропитана «сатанинским коварством» и «дьявольскими кознями» копер-никовского учения. Так что, «вострепетав сердцем и ужаснувшися духом», типограф решился отчасти нарушить прямое указание царя. Но с ярым норовом Петровым шутки были плохи. Посему Аврамов осмелился лишь сократить тираж «атеистической книжищи сумасбродного автора». 

И вместо 1 200 экземпляров отпечатал всего 30. Только для самого императора и его ближайших сподвижников. Но Петр уловку заметил. И в 1724-м «Книга мироздания, или Мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях» вышла вторично. Так что неслучайно Герцен нарек Петра I «коронованным революционером»... Пушкин назвал «вечным работником». А русские плотники-корабелы уважительно величали «пытливцем».

Зверушки Левенгука»

Действительно, ни до Петра, ни после Россия не знавала такой яркой, самобытной, неоднозначной и невероятно любопытствующей личности на троне. Чтобы «и чтец, и жнец, и на дуде игрец», а заодно «и печник, и плотник, и на мышей охотник...». Так что нет ничего удивительного в том, что в один из теплых майских дней 1698 года на Большом канале близ города Делфт бросил якорь изящный парусник. От него отвалил легкий ялик. И вскоре на борт поднялся пожилой, но весьма бодрый господин. 

И первое, что он узрел, как к нему навстречу стремительно движется по вздрагивающим доскам палубы человек гигантского роста. За ним, едва поспевая, семенила свита. На ломаном голландском великан галантно приветствовал гостя, который в свою очередь склонился в почтительном поклоне. Так произошло историческое событие — знакомство императора всероссийского с нидерландским основоположником микробиологии и создателем первого в «европах» микроскопа.

Бывший торговец мануфактурой Антони ван Левенгук слыл одаренным самоучкой. Однажды сконструировал прибор из линз, взглянул через него на капельку воды и... чуть не лишился чувств от ужаса. Перед его глазами суетились тысячи мельчайших существ. Левенгук дал им латинское название — animalculus. Что в переводе — «маленькие звери».

Отныне он на все смотрел через свои чудо-линзы. И успел описать более 200 видов этих таинственных «зверушек». А изучая тонкие срезы мяса, фруктов и овощей, открыл клеточную структуру живой ткани. Заслуги Левенгука современники оценили. В 1680-м купец был избран действительным членом Королевского общества. Вскоре значимость его научных изысканий признала и Французская академия наук.

Микроскопы Левенгука постепенно появились во многих университетах Европы. Собственноручно он изготовил их более 300. Но все они были небольшими. Линза крохотная — величиной с горошину, сферическая. Левенгук вставил ее в оправу. Собрал предметный столик. Его положение следовало менять относительно линзы. Настройка осуществлялась при помощи столового винта. Штатива у оптических приборов Левенгука не было — их приходилось держать в руках.

Разумеется, с точки зрения современной оптики примитивный прибор голландца и микроскопом-то в полной мере не назовешь. Это скорее очень сильная лупа, поскольку оптическая часть «микроскопа Левенгука» состояла только из одной линзы. Но русский царь был в восторге, когда впервые наблюдал за жизнью существ, которых просто глазом не увидеть. Его пытливый ум вновь открыл для себя нечто новое — неизведанную вселенную!

Мозги, скелет, бабочки и бальзамы

Петр всегда стремился не просто изучить, но и непременно применить на практике все знания, до которых он только мог дотянуться. Смолил бока барки, вил тугие кольца канатов, плавил железо, отливал пушки, рубил корабли, любил, воевал, постигал законы мироздания, казнил и миловал — все... этот невероятный царь делал со вкусом, размахом и удовольствием.

Когда в 1698-м в составе Великого посольства он впервые посетил анатомический кабинет известного голландского ученого Фредерика Рёйса в Амстердаме, то пришел в невероятное возбуждение. И было отчего возбудиться! Петр получил возможность познать, как «построен человек изнутри». Зачарованно взирал он на кости, жилы, мозг и сердце. И все спрашивал: «Как камень в почках родится?» и «Как кровь толкает сердце?» и «Неужели в этом сером комке живут мысли?» 

В общем, пытливый Романов завалил естественника сотнями вопросов. Тот едва успевал отвечать и остался в полном умилении от «живого ума русского гиганта». Отстал же Петр на время от Рёйса, только когда увидел мелкихживотных в колбах, «замаринованных в спиртусах».

Кунсткамера (Санкт-Петербург, Россия)

Царь подружился с ученым. Ходил на его лекции. Присутствовал на операциях, которые тот проводил в больнице Святого Петра. Посылал Рёйсу «живых червей, ящерок и рыб редких» из-под Азова. Рёйс учил Петра Алексеевича, как правильно червей кормить да как живность препарировать. Как, не разрушая естественной красоты, ловить и сохранять в коллекции бабочек. Но Петр столкнулся с одной проблемой — у него были не царские, а плотницкие руки.

Ладони все в мозолях, и оттого ему было невероятно трудно насадить хрупкий экспонат на тонкую булавку. Говорят, порой он страшно ругался в процессе этой операции. Бросал. Отбегал от стола. Носился по зале. Но, охладившись квасом, возвращался к рабочему месту. И никому из челяди не позволял к нему прикасаться.

А еще Петр очень хотел узнать секреты бальзамирования и упорно донимал Рёйса — все просил научить его изготавливать анатомические препараты. Но Рёйс молчал. Правда, потом пообещал открыть тайны мастерства за 50 тысяч гульденов. Но только за 8 лет до кончины Петру I удалось-таки приобрести «кабинет Рёйса» полностью за 30 тысяч гульденов, а после обещания — не разглашать секрета — получить и рецептуру составов для бальзамирования.

Где-то в этот же период у натуралиста и искусного фармацевта Альберта Себы было «сторговано» за 10 тысяч гульденов и собрание всех известных «земных тварей, пернатых, земноводных и насекомых» из Ост- и Вест-Индии. Именно эти две коллекции и легли в основу Кабинета естественной истории при Петровской академии наук.

А еще Петр Алексеевич частенько брал с собой в поездки людей с физическими аномалиями и демонстрировал их всем интересующимся. Но не для того, чтобы поглумиться над уродством, а дабы растолковать незнающим, что это за недуг, откуда взялся и поддается ли он исправлению.

Скипетр и скальпель...

Неслучайно одной из самых привлекательных сфер деятельности для Петра была медицина. И как свидетельствуют его современники, занимался он ею «исключительно по влечению своего дотошного ума». И кто знает, не будь Петр Алексеевич по праву рождения престолонаследником, быть может, стал бы талантливым хирургом.

Своим исключительным положением Петр, разумеется, пользовался. Так, врачам было приказано докладывать, где и во сколько планируются серьезные операции. И император непременно являлся в сопровождении известного доктора Термонта. Наблюдал за ходом операционного вмешательства. Получал комментарии эскулапа. Под его руководством научился пускать кровь, рассекать трупы, перевязывать раны, составлять дезинфицирующие примочки, вскрывать нарывы. 

Говорят, в процессе операций был предельно сосредоточен, решителен, но при этом сострадателен к своим пациентам. И многие отмечали «легкость царевой руки». Рассказывают, однажды удалил зуб жене купца Тамсена. И она всех уверяла, что даже не почувствовала боли. Может, врала... Все-таки царь! А как-то раз Петр I прослышал, что молодая супруга его камердинера Полубоянова, выданная за него «по великому цареву повелению», «от законных ласк мужних уклоняется», ссылаясь... на зубную боль. 

Петр тут же Полубоянову к себе призвал. Инструменты расчехлил. Вооружился щипцами и извлек... здоровый крепкий зуб. Поскольку других-то у юной девы еще и не было. А после экзекуции усмехнулся в усы, склонился к перепуганной молодке и, обдавая густым квасным ароматом, произнес: «Впредь мужу повинуйся, инако вовсе без зубов останешься...»

В 1717-м — во время пребывания в Париже — Петр присутствовал на нескольких операциях, которые проводил известный окулист доктор Воолгюйз. И врач высоко оценил то внимание, с которым помазанник на трон наблюдал за всеми его действиями. Позже голштинский камер-юнкер Берхгольц опишет в дневнике две операции, которые Петр исполнил самостоятельно. Первая окончилась — увы — летальным исходом. 

Но современная медицина отмечает, что в том не было врачебной ошибки хирурга Петра Алексеевича. Просто в его время спасти пациентку возможности не было. Вторая увенчалась успехом. Петр I твердой рукой вскрыл огромный абсцесс у фабриканта Тамсена, который неделю уже как горел, медленно умирая от сепсиса. Провел все необходимые манипуляции по обеззараживанию раны, искусно наложил швы, накрепко забинтовал, и больной быстро пошел на поправку.

Чем обязаны...

О Петре Великом написано немало нелицеприятного. В том числе и о его ярко выраженной паранойе. Но в XIX веке его сравнивали с еще одним реформатором — Наполеоном. Называли «идеалистом, мечтателем, великим поэтом действий». Но отмечали, что «этот дровосек с мозолистыми руками, этот солдат-математик оказался одарен меньшей взбалмошностью фантазий, чем галл... более здравым сознанием возможностей и более реальными планами будущего».

Пошло во благо России и лекарское увлечение царя. Его пытливый ум и личная жажда знаний, как и стремление их применять на практике, способствовали развитию как врачебного мастерства россиян, так и созданию разветвленной сети медицинских учреждений. В 1706-м в Москве был учрежден Первый военный «гошпиталь». При нем хирургическое училище, анатомический театр и ботанический сад, где Петр приказал высадить как диковинные, так и врачующие растения из разных концов света. 

Через 8 лет — в 1714-м — экзотический питомник появился и в Петербурге.' Казенные аптеки были учреждены не только в столицах, но и в Казани, Риге, Ревеле и Глухове. В 1712-м была основана и Инвалидная лечебница для престарелых ветеранов сражений. От Балтики до Урала открывались богадельни для бедных.

Ежегодно из государевой казны на социальные нужды выделялись 15 тысяч рублей золотом. В 1715-м Петр основал сухопутный и морской госпитали на Выборгской стороне в Петербурге. Тоже с училищами. В их стенах за казенный счет обучались профессии 50 будущих эскулапов.

В 1712 году из Москвы в Петербург переехала Медицинская канцелярия, ранее называвшаяся Аптекарским приказом. Ее содержание, оборудование, лекарственные препараты и жалованье специалистов обходились государству в 50 тысяч рублей золотом ежегодно.

Согласитесь, нечасто личные хобби правящей элиты настолько облегчают жизнь ее подданным...

Наталья ПОПОВА